Я все-таки думаю, что главное содержание редакторской функции вообще имеет мало отношения к технологиям. И даже к бизнес-платформам. И даже к типам СМИ. Что же такое редактор? Предложу альтернативный образчик профессиональной рефлексии.
В журналистике учат, что слово «редактор» происходит от латинского redactus – «приведенный в порядок». Почти что уборка. Однако наведение порядка означает не только избавление от мусора, но и то, что наводящий сам ничего не производит, только передвигает чужое. Пусть так. Посмотрим на природу этих движений.
Вот, например, ведьмы на шабаше становятся в круг, а ведьмак – в центр. Ведьмы закруживают свой экстатический танец. Как и положено ротору, замкнутый вращающийся круг наводит энергию, которая конденсируется на ось, штырь-разрядник – то есть на стоящего в центре ведьмака. И потом эти энергии уходят в землю или в космос. А новые приходят оттуда. Ведьмы, сбросив наколдованное, очищаются и заряжаются.
Ведьмак, он же Вий, выступает посредником-выпрямителем между беспорядочным бытовым колдовством ведьм и упорядоченными стихиями космоса. При этом, что характерно, он сам в бытовом ведовстве не очень силен. Но они без него – никуда.
В этом смысле люблю смотреть, как работают тренеры женских команд, – особенно Карполь и Трефилов. Когда девчонки в тайм-ауте собираются вокруг тренера и тренер орет на них, – это оно, то самое. Потом они с новыми силами возвращаются к своему ремеслу, заряженные правильным сценарием и настроем, и делают свое дело. А он, конечно, как-то тоже умеет бросать мяч, но не это в нем главное. Он вообще не на поле.
Дирижер оркестра, теоретически, тоже владеет музыкальным инструментом и как-то связан с технологией извлечения звуков. И уж, конечно, у него абсолютный музыкальный слух и идеальное чувство ритма. Но это все мелочи, низовые навыки. В главном он – стержень для сгущения и направления смыслов, вырабатываемых музыкантами, разными по своей природе (у них разные инструменты), индивидуалистами по своей сути. Точно так, если в перенасыщенный раствор воткнуть палку, на ней образуются кристаллы, подчиненные восхитительному геометрическому замыслу. Тогда как в растворе без воткнутой палки вещество было в броуновском движении.
Это такой инвариантный тип групповой выработки силы, который существует еще, например, в львином прайде или в семье вампиров. Там тоже инициирующим сердечником является вожак, помещенный в поле потенциальных энергий и организующий их сообразно своему харизматическому назначению.
Скажем, человеку рабочих специальностей абсолютно непонятно, что делает дирижер. Тоже мне, работа: с виду можно подумать, что дирижер палочкой отсчитывает такт. И это, конечно, тоже. Но совсем ведь не это. Ну, да что Феллини пересказывать.
Очень интересно наблюдать за контактом дирижера с оркестром – как они обмениваются вибрациями. Все скрипачки влюблены в дирижера, потому что свои глубоко интимные моменты производства страсти они питают его эманацией. Его видение гармонии подсказывает им, как правильно и солидарно вырабатывать страсть. Это уже не просто страсть – это гармония страсти, экстаз. Он извлекает из них личную страсть, награждая взамен экстазом слаженности. И даже скрипачи, наверное, чувствуют что-то такое. И даже игрец на геликоне.
Любопытно, что симфоническая музыка – верный признак и даже характеристика империи. Всякая банановая республика отчего-то стремится устраивать плац-концерты и оркестровую музыку, когда прилетает высокий гость. Чувствуют в этом признак «настоящей» государственности более высокого порядка. Но в банановых республиках звучит такая продукция смешно и разлаженно, как визг повздоривших кошек. Своих высот симфонический оркестр достигает только в имперском контексте. Симфония (от греческого sinfonia – «созвучие») – это гармонизированная сложность частностей, создающая новый, цельный смысл. Это абсолютная калька имперского устройства. Все симфонии были рождены в империях. Все императоры обязательно пестовали симфоническую музыку и симфонические оркестры. Империя, как и симфония, – предельная форма сложности составных частей в едином. И это такое единое, которое не сумма и даже не множество, а гармония. Оно обретает свой собственный, новый, высший смысл.
Составлением высшего единого смысла из полуфабрикатов занимается режиссер. Его видение сначала воплощается в актерской работе, потом в работе всех функциональных единиц (оператора, звуковика, монтажера). И, наконец, рождается целостное произведение. Добавка режиссера в материальном смысле ничтожна – у него вроде бы нет собственного материального продукта. Но у него есть объемлющий замысел – канва, в которую ложится всякая нить частного, первичного таланта, взятого в дело.
Что касается технологий – режиссеры работали в разных технологических эпохах. В немом, черно-белом, цветном, компьютерном кино, теперь еще 3D какое-то. Они – некоторые – обязательно цеплялись за старое на стыке эпох. Конечно, были такие. Но именно из их рядов и происходили инноваторы, переводившие ремесло на новую платформу. Ну, а кто еще?
Продукт режиссера – вовсе не последовательность картинок на пленке «Свема». Дескать, «Свему» на свалку – режиссера следом… Нет, продукт режиссера – целостность разного, гармония (в идеале, конечно). И вот что важно – это гармония не только внутреннего созвучия творческого ансамбля, но и гармония созвучности со зрителем. То есть он настраивает созвучие не только с (между) ведьмами, но и с космосом.
Что интересно, этот продукт существует уже в начале – до того, как частные участники процесса начнут вырабатывать свои продукты первого передела. Режиссер, во-первых, творит саму целостность, потому что чует ее загодя. Во-вторых, режиссер своей творческой харизмой конденсатора-разрядника подчиняет и вдохновляет частности, посылая им нужные импульсы и разряды. Удары током, как удары хлыстом, строят стадо творческих личностей и заставляют его двигаться в нужном направлении. При том, что всякая частная корова, будь она хоть рекордсменка по удоям, сама никогда не знает, куда ей нужно идти. Дело коров – вырабатывать молоко своих энергий. Но удоя энергий не собрать без пастуха – режиссера. Еще одно значение латинского redactus – «собранный, сбор, урожай».
Широко дискутируется в узких кругах вопрос о том, является ли Господь автором или редактором. Любая клерикальная доктрина настаивает на редакторской сущности бога. Дескать, Господь, конечно, не правит миром, нет, – Господь правит мир, ибо его влияние и проявление вездесущи, всевидящи и всемогущи. Но это точка зрения церкви. Потому что если полагать, что Господь – редактор, то тогда, конечно, нужна и редакция. Спецкоры, корректоры, курьеры и все такое.
Однако если полагать, что Господь – абсолют и при этом творец, то он, конечно, никакой не редактор. Он абсолютный, идеальный автор. Созданное им не нуждается ни в чьей редактуре, даже в его собственной. В этом смысле права концепция деизма: после творения мира внутри мира бога нет. Все, что нужно, было сразу заложено в акте творения. Ведь если Господь – абсолют, то абсолютный автор, конечно, абсолютнее абсолютного редактора. В такой вселенной редактор не нужен. Бог – это автор. Вот почему человек так тянется к авторству – высшей эмоции. Вот единственный образец гармонии единства сложного целого из частей (шесть падежей подряд – личный рекорд), где редактор не нужен.
Но абсолютная гармония по каким-то причинам в нижнем мире не сохранилась. И мелкомасштабные, человеческие гармонии добываются как раз редакторами – составителями частных авторств в единое целое утраченной богоподобной гармонии. «Из хаоса самовлюбленных и якобы самодостаточных монад создавать симфоническое целое» – вот что надо записать в нашей трудовой книжке. Редактор – производная хаоса и функция порядка. Еще одно из значений редакторородного redigo – «возвращать».
Редактор – магнетический штырь, вонзаемый в ленивое месиво слабых энергий и структурирующий его. Именно этот штырь имел в виду Ельцин, говоря о своем преемнике: «…На самом деле, это человек глубокий, яркий, очень целеустремленный, с одной во всем теле, во всей груди, с одной стрелой, жестким жезлом…» Уж Ельцин-то в эманациях знал толк. Ельцин ведь, бывало, и оркестром руковаживал, – неспроста. Ну да – у него слуха не было. Все остальное – было.
Так что Путин – он тоже из наших, из редакторских. А редакторы, как известно, бывшими не бывают. Независимо от смены кабинетов и технологических платформ. Как Путин намагнитил все опилки вокруг себя, в какие они строгие узоры построились и вибрируют, ловя эманации, – загляденье. Разумеется, у каждого редактора свой авторский стиль, свои силовые структуры, которые проявляются в узоре и подборе опилок.
В руце редакторской – электрическое стрекало. Те, кто вращаются вокруг редактора по силовым орбитам, даже центростремительной оси порой не видят, а видят как раз только стрекало. Или вообще просто чувствуют стимулирующие разряды. Но их эмоциональная зависимость от Вия-редактора все равно неизбежна – либо в форме любви, как у скрипачек, либо в форме нелюбви, как у… нескрипачек.
Конечно, по нынешним временам хорошо бы все эти генерирующие мощности монетизировать. Но, думаю, если функцию редактора очистить от технологических привязок и выделить в ней сердцевину, главное, то оснастить потом это главное любыми новыми технологическими решениями – не так уж и сложно. Корневая функция редактора вполне переносится на другие платформы. И мы знаем немало хороших примеров, начиная с того места, где все это обсуждается, – со «Слона».
Больше того, если уж и переносится идея СМИ на другую платформу, в новую эпоху, то именно и исключительно редакторами. Которые, вообще-то, идут в авангарде и на острие поиска. Ну, а кто еще? Инвесторы? Потребители? Издатели?
Так что, вина немцев… то есть, редакторов все-таки не в их органической и принципиальной зацикленности на прошлом опыте, а, скорее, в инерционности человеческого мышления вообще.
23.12.2009
Андрей Мирошниченко
Оригинал статьи на «Слоне»
