Телевидение подготавливает такую степень концентрации коллективного свободного времени, которая, будучи перевернута от пассивности в активное участие, обеспечивает социальный взрыв.
Телевидение абсорбирует миллионы человек-часов незанятого времени, приучая к аккумулированному пассивному пристрастию. При распространении социальных сетей эти же миллионы человеко-часов незанятости получают ту же аккумулированную возможность расходования, но только уже не пассивного, а активного.
Телевидение подготавливает такую степень концентрации коллективного свободного времени, которая, будучи перевернута от пассивности в активное участие, обеспечивает социальный взрыв.
Это примерно соответствует ленинской идее об исторической миссии империализма: империализм обеспечивает такой уровень концентрации собственности, который как раз и потребен для социалистического государства. Поэтому империализм — материальная подготовка социализма, канун революции. Потом надо просто р-р-раз — и выбить из роли собственника империалистическую клику, а вместо нее назначить собственником пролетариат. Концентрация промышленных средств производства пусть остается той же — империализм все подготовил.
Нечто похожее происходит при переходе общества от сжигания свободного времени народа телевидением к сжиганию свободного времени народа соцсетями. Уровень концентрации человеко-часов тот же, порог входа в соцсети не выше, чем в телепросмотр. При этом пассивное сжигание времени заменяется возможностью инвестировать время в общую активность.
Важен именно момент перевод концентрированных миллионов человеко-часов из пассивного состояния в активное.
Если в этот момент других способов абсорбции свободного времени нет, этот социальный переход создает взрыв.
В России: телевидение, вроде бы убаюкивающее и отвлекающее миллионы, на самом-то деле формирует ту степень концентрации интертаймента, которая при предстоящем и неизбежном переходе в соцсети даст взрыв.
Марксу («Экономические рукописи 49 года», кажется), количество досуга является мерой прогресса. Я бы сказал все-таки — качество. Именно неприкаянные человеко-часы, перешедшие от пассивности ТВ к активности соучастия привели к бунтам в арабиях и, что трудно объяснить иными причинами, — в Лондоне.
___
Примечание: Это был пост от 13 сентября 2011, то есть за три месяца до выборных протестов. Написано под впечатлением от чтения Shirky и его теории об утилизации свободного времени американских бэбибумеров телевизором.
Потом, в декабре 11-го, казалось, этот переворот от ТВ к соцмедиа вдруг совершился. Но нет. «Восстание лайков оказалось недоношенным», написал я в «Слоне» 12 декабря, когда белоленточное движение было на пике энтузиазма, когда только-только «прорвало»:
«»»»Но для того, чтобы размера этой активности хватило для офлайновой политики, нужен определенный интернет-охват. Я по-прежнему считаю, что 40-процентный интернет-охват недостаточен для результативного выхода сетевого мнения в офлайн, где большинством все еще заправляет телевизор.
Однако этот недостаток сетевого потенциала был восполнен действиями самих властей. Рунет едва-едва достиг совершеннолетия и впервые пошел самовыражаться на выборах. А власти зажилили отклик. И наломали много других дров. Это они сами спровоцировали исторически преждевременный выплеск интернета на улицу.
Почему преждевременный? Потому что весовой баланс трансляционных и вовлекающих медиа еще в пользу первых. Трансляционная модель, которая забронзовела, оплошала и проморгала, сейчас перестроится на имитацию интерактива и ринется в контратаку.
Восстание «лайков» родилось, по сути, недоношенным. Но это не помешало ему ввести в Москву бронетехнику, заглушить барабаны «нашистов», изменить риторику руководителей государства, редакционную политику телеканалов да и всю политическую повестку.
Схватится ли младенец зубами за кремлевские зубцы – покажет «Время». Теперь уж что-нибудь, да покажет.»»»»
Ну, показало.
Все верно, переворот случится, когда интернет-охват достигнет 60%. Вот тогда и рванет. Да еще и совпадет с 2018 годом или около того. То есть подходящие точки «планового» напряжения — это 2015 и 2018. Второе вероятнее.
Еще добавка. Телевидение, конечно, формирует не столько концентрацию интертеймента, сколько когерентность поп-культуры. То есть привычку всем быть виртуально вместе. Это начинали делать газеты, но они слишком маломощный собиратель душ.
Однако телевизорное «вместе» — пассивное. И оно хорошо утилизует избыток безделия и бесцелия, очевидно нарастающий в народе. Но стоит только интернету накрыть запороговую часть населения, стоит людям распробовать пагубный кайф такого же совместного безделия, но уже активного, в соцсетях…. Та же привычка «быть вместе» превращается в соцсетях хоть в какую-то активность, даже минимальный вариант которой куда интенсивнее максимальной активности телезрителя (переключение кнопок на пульте).
Дальше включается механизм эволюции медиа-активизма. От няшных котиков и прикольных демотиваторов — к социально-значимым темам и гражданской активности. Эволюция медиа-активизма неизбежна. Об этом в следующих сериях.
Еще дополнение. О расчетах срока. Василий Гатов в ФБ полагает, что переломным может быть 2017 год — мистическое столетие и одновременно 65-юбилей того, чье имя нельзя называть семантическому мониторингу блогов.
У меня логика расчета сроков такая. Виртуальная популяция перерастает порог в 55-60 процентов населения (интересно, конечно, будет точно узнать, какой у нас порог), видимо, как раз где-нибудь в 2015-м. И этого уже было бы достаточно, но процесс немного будет ингибирован национальным менталитетом, склонностью любить начальство инициативно и вопреки всему. Тем не менее, после этого порога возникает готовность, зрелость пара в кастрюле. Затем сработает триггер — не просто готовность среды, а какое-то медийное событие.
Я думаю, что либо какое-то чрезвычайное событие, либо же банальный оранжевый сценарий, к которому сдуру готовились на 10 лет раньше нужного — станут таким триггером. Так что наиболее вероятная точка политического коллапса ТВ-общества — 2018.
Андрей Мирошниченко.
Источник
